1. Фундаментализм, как термин, в своем дословном понимании имеет нейтральный характер, однако он же приобретает особое содержание или от относящихся к нему определений, или посредством своей исторической феноменологии, или же через свои конъюнктурные нагрузки. Латинский корень этого слова означает фундамент, на котором зиждется целая надстройка и считается незыблемой основой его статического равновесия. На основе этой функциональной черты фундаментализм был использован как образный или трафаретный термин для того, чтобы выразить основополагающие принципы или идеи, на которых основывается какая-то либо религия, политическая или социальная системы, теория или идеология, или даже научное предложение или предположение.
Таким образом, становится ясным, что фундаментализм приобретает свое особое содержание на основе определений, которые одновременно дают и существенные данные для его оценки. Одна, например, смысловая нагрузка в национальном фундаментализме и совершенно другая в религиозном или идеологическом фундаментализме. Тем не менее, ядро смыслового содержания в каждом случае является составным элементом одной и той же основной идеи национального сознания или религиозного учения, или идеологической системы, чтобы можно было утверждать, что теоретически возможна не только отрицательная, но и положительная оценка значения этого термина в истории религий, идей и вообще цивилизации.
Преданность человека или общества стабильным рамкам основополагающих принципов или убеждений, которые определяют особое содержание учения какой-либо религии или идеологической системы нельзя характеризовать а priori как фундаментализм в отрицательном смысле этого термина, поскольку преданность этим основополагающим принципам определяет одновременно и глубокий смысл свободного участия человека или общества в конкретной религии или идеологии. Постоянный упор на принципы конкретной религии или конкретной идеологической системы можно было бы истолковывать положительно и с точки зрения важных функций вероисповедания или идеологии, которые увеличивают достоверность конструктивного диалога в истории идеологий и цивилизаций.
В области религии последовательное функционирование врожденного фундаментализма можно считать сходным или равносильным функционированию особой традиции религий. Так или иначе существует некая бесспорная связь между слепым традиционализмом и болезненным фундаментализмом. Общим знаменателем и того и другого является чувство того, что целостности и ортодоксальности вероисповедания или идеологической системы, или даже национального сознания угрожают чуждые факторы. Это чувство приводит в действие сознание отдельных людей или групп некую странную изоляционную интровертированность, которая несет в себе яркие следы бесплодного традиционализма и может легко превратиться в религиозный фанатизм или даже в агрессивную нетерпимость.
Другими словами, защитная интровертированность слепого традиционализма под влиянием внешних факторов может трансформироваться в опасный взрыв нетерпимости, выражающей самую тяжелую форму известной исторической феноменологии фундаментализма. В этом случае для выразителей фундаментализма недостаточно только защищать свои религиозные или идеологические принципы, они стараются одновременно нейтрализовать или уничтожить предполагаемый источник угрозы. Само собой разумеется, что это противостояние приводит в действие неконтролируемые силы цепных конфронтаций, потому что фундаментализм — это эпидемическое заболевание народов и распространяется через смешение угрожающего и угрожаемого.
Другими словами, отклонение сторонников религии или идеологической системы в сторону крайних форм фундаментализма в силу предполагаемых или реальных стимулов создает цепные реакции в окружающей их среде, поскольку отождествляясь с угрозой они становятся уже мишенью религиозной или идеологической нетерпимости тех, кто считает, что им угрожают.
Таким образом, фундаменталисты претендуют не только на правду, но и на ее единственно достоверную интерпретацию, исключая тем самым любой конструктивный диалог с инакомыслящими. Всё, что находится за рамками их толкования, является злом или ересью, а все, кто это поддерживает, отвергаются как еретики. Они не в состоянии или умышленно не желают отделить правду от разнообразия ее исторических выражений, суть от формы, букву от духа веры. Они, наоборот, отождествляют истину с ее различными историческими выражениями и претендуют на исключительную привилегию на ее правильное толкование. Они отказываются от любого оспаривания своего толкования, которое выдвигают в качестве единственного критерия не только для самой истины, но и для остракизма инакомыслящих.